exhibition
[Salon 2. Mezhdunarodnaya Khudozhestvennaya Vy'stavka : Salon 2. International Art Exhibition]
Салон 2. Международная Художественная Выставка
ID: 1432, Status: completed
Exhibition period:
Feb 19‒Apr 16, 1911
(Feb 6‒Apr 3, 1911 o.S.)
Venue:
Type:
group
Organizing Bodies:
Quickstats
Catalogue Entries: 425
Types of Work:
painting and drawing: 4, other medium: 6, unknown: 415
Artists: 55
Gender: female: 6, male: 47
Nationalities: 6
| 1. Андрияшев Павел: Эскиз к "Грозе". [E'skiz k "Groze". : Sketch for "The Storm".]
|
Pavel Andriyashev |
| 2. Андрияшев Павел: Эскиз к "Грозе". [E'skiz k "Groze". : Sketch for "The Storm".]
|
Pavel Andriyashev |
| 3. Андрияшев Павел: Эскиз к "Грозе". [E'skiz k "Groze". : Sketch for "The Storm".]
|
Pavel Andriyashev |
| 4. Андрияшев Павел: Эскиз к "Грозе". [E'skiz k "Groze". : Sketch for "The Storm".]
|
Pavel Andriyashev |
| 5. Андрияшев Павел: Эскизы к "Дон Карлосу". [E'skizy' k "Don Karlosu". : Sketch for "Don Carlos".]
|
Pavel Andriyashev |
| 6. Андрияшев Павел: Эскизы к "Дон Карлосу". [E'skizy' k "Don Karlosu". : Sketch for "Don Carlos".]
|
Pavel Andriyashev |
| 7. Андрияшев Павел: Эскиз к "Мелкому бесу". [E'skiz k "Melkomu besu". : Sketch for "The Little Demon".]
|
Pavel Andriyashev |
| 8. Андрияшев Павел: Москва. Поварская улица. [Moskva. Povarskaya ulicza. : Moscow. Povarskaya Street.]
|
Pavel Andriyashev |
| 9. Барт А. Н.: Натурщица. [Naturshhicza. : Female Act.]
|
A. N. Bart |
| 10. Барт А. Н.: Эскиз. [E'skiz. : Sketch.]
|
A. N. Bart |
| 11. Барт А. Н.: Пейзаж [Pejzazh : Landscape]
г. Петров
|
A. N. Bart |
| 12. Бурлюк Давид: Полянка. [Polyanka. : Polyanka.]
1905
|
David Burlyuk |
| 13. Бурлюк Давид: Копны сена. [Kopny' sena. : Bales of Hay.]
1905
|
David Burlyuk |
| 14. Бурлюк Давид: У барского дома. [U barskogo doma. : At the Manor House.]
|
David Burlyuk |
| 15. Бурлюк Давид: Осень. [Osenʹ. : Autumn.]
|
David Burlyuk |
| 16. Бурлюк Давид: Днепр. (В.А.) [Dnepr. (V.A.) : Dnieper (V. A.)]
1906
|
David Burlyuk |
| 17. Бурлюк Давид: Этюды (В.А.) [E'tyudy' (V.A.) : Studies (V.A.)]
1906
|
David Burlyuk |
| 18. Бурлюк Давид: Степи. [Stepi. : Steppes.]
1906
|
David Burlyuk |
| 19. Бурлюк Давид: Беседка. [Besedka. : Pavilion.]
1906
|
David Burlyuk |
| 20. Бурлюк Давид: Боскет. [Bosket. : Bosquet.]
1906
|
David Burlyuk |
| 21. Бурлюк Давид: Цветущие яблони. [Czvetushhie yabloni. : Blooming Apple Trees.]
1906
|
David Burlyuk |
| 22. Бурлюк Давид: Розы [Rozy' : Roses]
1908
|
David Burlyuk |
| 23. Бурлюк Давид: Nature morte. [Nature morte. : Still Life.]
1908
|
David Burlyuk |
| 24. Бурлюк Давид: Чертополох. [Chertopolokh. : Thistle.]
1908
П. Г. Панаиоти
|
David Burlyuk |
| 25. Бурлюк Давид: Лошади. [Loshadi. : Horses.]
1909
|
David Burlyuk |
| 26. Бурлюк Давид: Херсон - порт. [Kherson - port. : Kherson - harbor.]
1909
|
David Burlyuk |
| 27. Бурлюк Давид: Херсон - город. [Kherson - gorod. : Kherson - town.]
1909
|
David Burlyuk |
| 28. Бурлюк Давид: Nature morte. [Nature morte. : Still Life.]
1909
|
David Burlyuk |
| 29. Бурлюк Давид: Днепр. [Dnepr. : Dnieper.]
1909
|
David Burlyuk |
| 30. Бурлюк Давид: Осенний Вид. [Osennij Vid. : Autumn View.]
1909
|
David Burlyuk |
| 31. Бурлюк Давид: Двор. [Dvor. : Yard.]
1909
|
David Burlyuk |
| 32. Бурлюк Давид: Солнце. [Solncze. : The Sun.]
1909
Б. Баумштейн
|
David Burlyuk |
| 33. Бурлюк Давид: Портрет сестры. [Portret sestry'. : Sister's Portrait.]
1909
|
David Burlyuk |
| 34. Бурлюк Давид: Nature morte. [Nature morte. : Still Life.]
1909
|
David Burlyuk |
| 35. Бурлюк Давид: Ланжерон [Lanzheron : Lanzheron]
1909
|
David Burlyuk |
| 36. Бурлюк Давид: Крестьянин. [Krestʹyanin. : Peasant.]
1909
|
David Burlyuk |
| 37. Бурлюк Давид: На балконе. [Na balkone. : On the Balcony.]
1909
|
David Burlyuk |
| 38. Бурлюк Владимир: Портрет художника М. Ф. Ларионова [Portret khudozhnika M. F. Larionova : Portrait of the Artist M. F. Larionov.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 39. Бурлюк Владимир: Вид дома. [Vid doma. : View of a House.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 40. Бурлюк Владимир: Автопортрет. [Avtoportret. : Self Portrait.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 41. Бурлюк Владимир: Весенний пейзаж. [Vesennij pejzazh. : Spring Landscape.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 42. Бурлюк Владимир: Цветущая сирень. [Czvetushhaya sirenʹ. : Blooming Lilac.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 43. Бурлюк Владимир: Фруктовый сад. [Fruktovy'j sad. : Fruit Garden.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 44. Бурлюк Владимир: Дорожка. [Dorozhka. : Road.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 45. Бурлюк Владимир: Утро. [Utro. : Morning.]
Мои работы посвящаю Т. С.
|
Vladimir Burlyuk |
| 46. Бурлюк Давид: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
David Burlyuk |
| 47. Бурлюк Давид: Портрет скульптора Владимира Издебского. [Portret skulʹptora Vladimira Izdebskogo. : Portrait of the sculptor Vladimir Izdebsky.]
|
David Burlyuk |
| 48. Бурлюк Давид: Портрет художника Ф. [A.] В. Лентулова [Portret khudozhnika F. [A.] V. Lentulova : Portrait of the Artist F. [A.] V. Lentulov]
|
David Burlyuk |
| 49. Бурлюк Давид: Портрет. [Portret. : Portait.]
|
David Burlyuk |
| 50. Браиловская Римма: Вышитая портьера. [Vy'shitaya portʹera. : Embroidered curtain.]
|
Rimma Nikitična Brailovskaja |
| 51. Браиловская Римма: Былое. [By'loe. : Yore.]
|
Rimma Nikitična Brailovskaja |
| 52. Браиловская Римма: В горах. [V gorakh. : In the mountains.]
|
Rimma Nikitična Brailovskaja |
| 53. Браиловская Римма: Именины. [Imeniny'. : Name Day.]
|
Rimma Nikitična Brailovskaja |
| 54. Браиловская Римма: На закате. [Na zakate. : Sunset.]
|
Rimma Nikitična Brailovskaja |
| 55. Браиловский Леонид: Эпоха Возрождения. [E'pokha Vozrozhdeniya. : Renaissance.]
|
Leonid Brailovskii |
| 56. Браиловский Леонид: Бегство. [Begstvo. : Escape.]
|
Leonid Brailovskii |
| 57. Браиловский Леонид: Древний Иерусалим. [Drevnij Ierusalim. : Ancient Jerusalem.]
|
Leonid Brailovskii |
| 58. Браиловский Леонид: В горах. [V gorakh. : In the mountains.]
|
Leonid Brailovskii |
| 59. Браиловский Леонид: Замок. [Zamok. : Castle.]
|
Leonid Brailovskii |
| 60. Браиловский Леонид: Зал судилищ. [Zal sudilishh. : The Courtroom.]
|
Leonid Brailovskii |
| 61. Бирон Михаил: Сирень. [Sirenʹ. : Lilac.]
|
Mikhail Biron |
| 62. Бирон Михаил: Nature morte. [Nature morte. : Still Life.]
|
Mikhail Biron |
| 63. Фон-Визен Артур: Портрет. [Portret. : Portait.]
|
Artur Fonvizin |
| 64. Фон-Визен Артур: Иллюстрация к Бальзаку. [Illyustracziya k Balʹzaku. : Illustration to Balzac.]
|
Artur Fonvizin |
| 65. Фон-Визен Артур: Паяц. [Payacz. : Buffoon.]
|
Artur Fonvizin |
| 66. Фон-Визен Артур: Фонтан. [Fontan. : Fontain.]
|
Artur Fonvizin |
| 67. Фон-Визен Артур: Эскиз. [E'skiz. : Sketch.]
|
Artur Fonvizin |
| 68. Фон-Визен Артур: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Artur Fonvizin |
| 69. Фон-Визен Артур: Ярмарка. [Yarmarka. : Fair.]
|
Artur Fonvizin |
| 70. Фон-Визен Артур: Красная женщина. [Krasnaya zhenshhina. : Red Woman.]
|
Artur Fonvizin |
| 71. Фон-Визен Артур: Мюнхен. [Myunkhen. : Munich.]
|
Artur Fonvizin |
| 72. Фон-Визен Артур: Похороны. [Pokhorony'. : Funeral.]
|
Artur Fonvizin |
| 73. Фон-Визен Артур: Мюнхен. [Myunkhen. : Munich.]
|
Artur Fonvizin |
| 74. Фон-Визен Артур: Эскиз. [E'skiz. : Sketch.]
|
Artur Fonvizin |
| 75. Фон-Визен Артур: Леда. [Leda. : Leda.]
|
Artur Fonvizin |
| 76. Фон-Визен Артур: На сцене. [Na sczene. : On the Stage.]
|
Artur Fonvizin |
| 77. Фон-Визен Артур: Ветер. [Veter. : Wind.]
|
Artur Fonvizin |
| 78. Веревкина Мариамна: Femmes noires.
|
Marianne Werefkin |
| 79. Веревкина Мариамна: Tempête.
|
Marianne Werefkin |
| 80. Веревкина Мариамна: Point d'arret.
|
Marianne Werefkin |
| 81. Веревкина Мариамна: Madame.
|
Marianne Werefkin |
| 82. Веревкина Мариамна: Plein air.
|
Marianne Werefkin |
| 83. Веревкина Мариамна: Декоративный триптих [Dekorativny'j triptikh : Decorative triptych]
|
Marianne Werefkin |
| 84. Гончарова Наталья: Прогулка. ("Золотое Руно" 1909г.) [Progulka. ("Zolotoe Runo" 1909g.) : Stroll. ("The Golden Fleece" 1909.)]
|
Natalia Goncharova |
| 85. Гончарова Наталья: Портрет. [Portret. : Portait.]
|
Natalia Goncharova |
| 86. Гончарова Наталья: Религиозная композиция. [Religioznaya kompozicziya. : Religious composition.]
|
Natalia Goncharova |
| 87. Гончарова Наталья: Прокаженные. [Prokazhenny'e. : Lepers.]
|
Natalia Goncharova |
| 88. Гончарова Наталья: Картина из Апокалипсиса. [Kartina iz Apokalipsisa. : Picture from the Apocalypse.]
|
Natalia Goncharova |
| 89. Гончарова Наталья: Апельсиния. [Apelʹsiniya. : Apel'siniya.]
|
Natalia Goncharova |
| 90. Гончарова Наталья: Мать. [Matʹ. : Mother.]
|
Natalia Goncharova |
| 91. Гончарова Наталья: Бабы. [Baby'. : Women.]
|
Natalia Goncharova |
| 92. Гончарова Наталья: Nature morte (на тигровой шкуре). [Nature morte (na tigrovoj shkure). : Still life (on tiger skin).]
|
Natalia Goncharova |
| 93. Гончарова Наталья: Рыбная ловля. [Ry'bnaya lovlya. : Fishing.]
|
Natalia Goncharova |
| 94. Гончарова Наталья: Портрет Н.В. Петрова. [Portret N.V. Petrova. : Portrait of N.V. Petrov.]
|
Natalia Goncharova |
| 95. Гончарова Наталья: Борцы. [Borczy'. : Wrestlers.]
|
Natalia Goncharova |
| 96. Гончарова Наталья: Nature morte (чертополох). [Nature morte (chertopolokh). : Still life (thistle).]
|
Natalia Goncharova |
| 97. Гончарова Наталья: Женский портрет. [Zhenskij portret. : Female portrait.]
|
Natalia Goncharova |
| 98. Гончарова Наталья: Соляные столпы. [Solyany'e stolpy'. : Salt pillars.]
|
Natalia Goncharova |
| 99. Гончарова Наталья: Nature morte (с шашечницей). [Nature morte (s shashechniczej). : Still life (with Melitaea).]
|
Natalia Goncharova |
| 100. Гончарова Наталья: Пейзаж. (Этюд). [Pejzazh. (E'tyud). : Landscape. (Study).]
|
Natalia Goncharova |
| 101. Гончарова Наталья: Портрет мужской. [Portret muzhskoj. : Male portrait.]
|
Natalia Goncharova |
| 102. Гончарова Наталья: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Natalia Goncharova |
| 103. Гончарова Наталья: Весенняя прогулка. [Vesennyaya progulka. : Spring walk.]
|
Natalia Goncharova |
| 104. Гончарова Наталья: Натурщица. [Naturshhicza. : Female model.]
|
Natalia Goncharova |
| 105. Гончарова Наталья: Пристань. [Pristanʹ. : Pier.]
|
Natalia Goncharova |
| 106. Гончарова Наталья: Осень. [Osenʹ. : Autumn.]
|
Natalia Goncharova |
| 107. Гончарова Наталья: Рыжая женщина. [Ry'zhaya zhenshhina. : Redhead woman.]
|
Natalia Goncharova |
| 108. Гершенфельд Михаил: Сад Афродиты. [Sad Afrodity'. : Aphrodite's garden.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 109. Гершенфельд Михаил: Пан и Нимфа. [Pan i Nimfa. : Pan and Nymph.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 110. Гершенфельд Михаил: Купальщицы. [Kupalʹshhiczy'. : Female bathers.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 110. Гершенфельд Михаил: Пейзаж Конкорно. [Pejzazh Konkorno. : Concarneau landscape.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 111. Гершенфельд Михаил: Пейзаж Конкорно. [Pejzazh Konkorno. : Concarneau landscape.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 112. Гершенфельд Михаил: Воспоминание Пате. [Vospominanie Pate. : Pathe memories.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 113. Гершенфельд Михаил: Бал-маскарад. [Bal-maskarad. : Costume ball.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 114. Гершенфельд Михаил: Страх. [Strakh. : Fear.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 115. Гершенфельд Михаил: Голубой диван. [Goluboj divan. : Blue sofa.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 116. Гершенфельд Михаил: Люксембургский сад. [Lyuksemburgskij sad. : Luxembourg garden.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 117. Гершенфельд Михаил: Люксембургский сад. [Lyuksemburgskij sad. : Luxembourg garden.]
|
Mikhail Gerschenfeld |
| 118. Гуссейн-Али: Портрет И.А. Горелика. [Portret I.A. Gorelika. : Portrait of I.A. Gorelik.]
|
Hussein Ali |
| 119. Денисов Василий: Саломея. [Salomeya. : Salome.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 120. Денисов Василий: Грех. [Grekh. : Sin.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 121. Денисов Василий: Море. [More. : Sea.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 122. Денисов Василий: Кошмар. [Koshmar. : Nightmare.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 123. Денисов Василий: Кремль. [Kremlʹ. : Kremlin.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 124. Денисов Василий: Принцесса грез. [Princzessa grez. : Princess of dreams.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 125. Денисов Василий: Поклонение волхвов. [Poklonenie volkhvov. : Adoration of the Magi.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 126. Денисов Василий: Портрет сына художника. [Portret sy'na khudozhnika. : Portrait of the artist’s son.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 127. Денисов Василий: Портрет женщины. [Portret zhenshhiny'. : Portrait of a woman.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 128. Денисов Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 129. Денисов Василий: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 130. Денисов Василий: Портрет поэта. [Portret poe'ta. : Portait of a poet.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 131. Денисов Василий: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Vasili Ivanovich Denisov |
| 132. Денисов Павел: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Pavel Denisov |
| 133. Денисов Павел: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Pavel Denisov |
| 134. Денисов Павел: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Pavel Denisov |
| 135. Денисов Павел: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Pavel Denisov |
| 136. Денисов Павел: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Pavel Denisov |
| 137. Денисов Павел: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Pavel Denisov |
| 138. Добржинский Виктор: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Victor Dobrzynski |
| 139. Добржинский Виктор: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Victor Dobrzynski |
| 140. Добржинский Виктор: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Victor Dobrzynski |
| 141. Добржинский Виктор: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Victor Dobrzynski |
| 142. Добужинский Михаил: Старый двор. [Stary'j dvor. : Old courtyard.]
|
Mstislav Dobuzhinsky |
| 143. Добужинский Михаил: Булочная. [Bulochnaya. : Bakery.]
|
Mstislav Dobuzhinsky |
| 144. Добужинский Михаил: Омнибус. [Omnibus. : Omnibus.]
|
Mstislav Dobuzhinsky |
| 145. Добужинский Михаил: Постройки. [Postrojki. : Buildings.]
|
Mstislav Dobuzhinsky |
| 146. Дыдышко К. В.: Горы. [Gory'. : Mountains.]
|
Konstantin Vikent'evič Dydyško |
| 147. Дыдышко К. В.: У берегов St. Malo. [U beregov St. Malo. : By the shore of St. Malo.]
|
Konstantin Vikent'evič Dydyško |
| 148. Дыдышко К. В.: Perros Guirce. [Perros Guirce. : Perros Guirce.]
|
Konstantin Vikent'evič Dydyško |
| 149. Дыдышко К. В.: Улица. [Ulicza. : Street.]
|
Konstantin Vikent'evič Dydyško |
| 150. Захаров Иван: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Ivan Zakharov |
| 151. Захаров Иван: Прогулка. [Progulka. : Walk.]
|
Ivan Zakharov |
| 152. Захаров Иван: Темпера. [Tempera. : Tempera.]
|
Ivan Zakharov |
| 153. Захаров Иван: Intérieur.
|
Ivan Zakharov |
| 154. Запорожцев: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
V. Zaporozhcev |
| 155. Издебский Владимир: Бюст Я.Г. Натансона. [Byust Ya.G. Natansona. : Bust of Ya. G. Natanson.]
|
Vladimir Izdebsky |
| 156. Издебский Владимир: Бюст худ. Д.Д. Бурлюка. [Byust khud. D.D. Burlyuka. : Bust of artist D.D. Burlyuk.]
|
Vladimir Izdebsky |
| 157. Издебский Владимир: Бюст. [Byust. : Bust.]
|
Vladimir Izdebsky |
| 158. Издебский Владимир: Профиль. [Profilʹ. : Profile.]
|
Vladimir Izdebsky |
| 159. Коваленко П.: Усадьба. [Usadʹba. : Manor.]
|
P. Kovalenko |
| 160. Коваленко П.: Рыбная ловля. [Ry'bnaya lovlya. : Fishing.]
|
P. Kovalenko |
| 161. Кульбин Николай: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Nikolay Kulbin |
| 162. Кульбин Николай: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Nikolay Kulbin |
| 163. Кульбин Николай: Эскиз. [E'skiz. : Sketch.]
|
Nikolay Kulbin |
| 164. Кульбин Николай: Аллея. [Alleya. : Alley.]
|
Nikolay Kulbin |
| 165. Кульбин Николай: Первые шаги. [Pervy'e shagi. : First steps.]
|
Nikolay Kulbin |
| 166. Кульбин Николай: Горный лес. [Gorny'j les. : Mountain forest.]
|
Nikolay Kulbin |
| 167. Кульбин Николай: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Nikolay Kulbin |
| 168. Кульбин Николай: Лесная сказка. [Lesnaya skazka. : Forest fairy tale.]
|
Nikolay Kulbin |
| 169.
other medium
|
|
| 170.
other medium
|
|
| 171.
other medium
|
|
| 172.
other medium
|
|
| 173.
other medium
|
|
| 175. Кончаловский Петр: Испанская цыганка. [Ispanskaya czy'ganka. : Spanish gypsy.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 176. Кончаловский Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 177. Кончаловский Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 178. Кончаловский Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 179. Кончаловский Петр: Настурция. [Nasturcziya. : Nasturtium.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 180. Кончаловский Петр: Клумбы. [Klumby'. : Flower beds.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 181. Кончаловский Петр: Портрет г-на М. [Portret g-na M. : Portrait of Mr. M.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 182. Кончаловский Петр: Портрет. [Portret. : Portait.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 183. Кончаловский Петр: Портрет. [Portret. : Portait.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 184. Кончаловский Петр: Букет. [Buket. : Bouquet.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 185. Кончаловский Петр: Пальмы. [Palʹmy'. : Palmtrees.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 186. Кончаловский Петр: Цветущие деревья. [Czvetushhie derevʹya. : Bloomng trees.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 187. Кончаловский Петр: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 188. Кончаловский Петр: Испанка. [Ispanka. : Spanish woman.]
|
Pyotr Konchalovsky |
| 189. Крымов Николай: Березовая роща. [Berezovaya roshha. : Birch grove.]
|
Nikolay Krymov |
| 190. Крымов Николай: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Nikolay Krymov |
| 191. Крымов Николай: Вечер. [Vecher. : Evening.]
|
Nikolay Krymov |
| 192. Крымов Николай: Портрет М.П.К. [Portret M.P.K. : Portrait of M.P.K.]
|
Nikolay Krymov |
| 193. Крымов Николай: Лунная ночь. [Lunnaya nochʹ. : Moonlight night.]
|
Nikolay Krymov |
| 194. Куприн Александр: Букет. [Buket. : Bouquet.]
|
Aleksandr Kuprin |
| 195. Куприн Александр: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Aleksandr Kuprin |
| 196. Куприн Александр: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Aleksandr Kuprin |
| 197. Куприн Александр: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aleksandr Kuprin |
| 198. Куприн Александр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Aleksandr Kuprin |
| 199. Куприн Александр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Aleksandr Kuprin |
| 200. Кандинский Василий: Всадник у синей горы. [Vsadnik u sinej gory'. : Horseman at the blue mountain.]
1908
|
Vassily Kandinsky |
| 201. Кандинский Василий: Импровизация № 2. [Improvizacziya № 2. : Improvisation № 2.]
|
Vassily Kandinsky |
| 202. Кандинский Василий: Импровизация № 3. [Improvizacziya № 3. : Improvisation № 3.]
|
Vassily Kandinsky |
| 203. Кандинский Василий: Импровизация № 4. [Improvizacziya № 4. : Improvisation № 4.]
|
Vassily Kandinsky |
| 204. Кандинский Василий: Картина с лодкой. [Kartina s lodkoj. : Painting with a boat.]
|
Vassily Kandinsky |
| 205. Кандинский Василий: Картина с дамами. [Kartina s damami. : Painting with ladies.]
|
Vassily Kandinsky |
| 206. Кандинский Василий: Арабы. [Araby'. : Arabs.]
|
Vassily Kandinsky |
| 207. Кандинский Василий: Пейзаж зимний. [Pejzazh zimnij. : Winter landscape.]
|
Vassily Kandinsky |
| 208. Кандинский Василий: Пейзаж с горами. [Pejzazh s gorami. : Landscape with mountains.]
|
Vassily Kandinsky |
| 209. Кандинский Василий: Пейзаж 1. [Pejzazh 1. : Landscape 1.]
|
Vassily Kandinsky |
| 210. Кандинский Василий: Пейзаж 2. [Pejzazh 2. : Landscape 2.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 211. Кандинский Василий: Пейзаж 3. [Pejzazh 3. : Landscape 3.]
|
Vassily Kandinsky |
| 212. Кандинский Василий: Импровизация № 5. [Improvizacziya № 5. : Improvisation № 5.]
|
Vassily Kandinsky |
| 213. Кандинский Василий: Импровизация № 6. [Improvizacziya № 6. : Improvisation № 6.]
|
Vassily Kandinsky |
| 214. Кандинский Василий: Импровизация № 7. [Improvizacziya № 7. : Improvisation № 7.]
|
Vassily Kandinsky |
| 215. Кандинский Василий: Импровизация № 11. [Improvizacziya № 11. : Improvisation № 11.]
|
Vassily Kandinsky |
| 216. Кандинский Василий: Картина с дамами. [Kartina s damami. : Painting with ladies.]
|
Vassily Kandinsky |
| 217. Кандинский Василий: Картина со стрелком. [Kartina so strelkom. : Painting with an archer.]
|
Vassily Kandinsky |
| 218. Кандинский Василий: Всадник. [Vsadnik. : Horseman.]
|
Vassily Kandinsky |
| 219. Кандинский Василий: Композиция № 1. [Kompozicziya № 1. : Composition № 1.]
|
Vassily Kandinsky |
| 220. Кандинский Василий: Композиция № 2. [Kompozicziya № 2. : Composition № 2.]
|
Vassily Kandinsky |
| 221. Кандинский Василий: Композиция № 3. [Kompozicziya № 3. : Composition № 3.]
|
Vassily Kandinsky |
| 222. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 223. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 224. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 225. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 226. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 227. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 228. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 229. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 230. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 231. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 232. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 233. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 234. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 235. Кандинский Василий: Этюд. [E'tyud. : Study.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 236. Кандинский Василий: Похороны. [Pokhorony'. : Funeral.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 237. Кандинский Василий: Сцена. [Sczena. : Stage.]
|
Vassily Kandinsky |
| 238. Кандинский Василий: Медведь. [Medvedʹ. : Bear.]
|
Vassily Kandinsky |
| 239. Кандинский Василий: Пейзаж летний. [Pejzazh letnij. : Summer landscape.]
|
Vassily Kandinsky |
| 240. Кандинский Василий: Утро. [Utro. : Morning.]
1906
|
Vassily Kandinsky |
| 241. Кандинский Василий: Набат. [Nabat. : Tocsin.]
|
Vassily Kandinsky |
| 242. Кандинский Василий: Трубач. [Trubach. : Trumpeter.]
|
Vassily Kandinsky |
| 243.
other medium
|
|
| 244. Кандинский Василий: Преследование. [Presledovanie. : Pursuit.]
|
Vassily Kandinsky |
| 245. Кандинский Василий: Пейзаж со стволом. [Pejzazh so stvolom. : Landscape with a trunk.]
1908
|
Vassily Kandinsky |
| 246. Кандинский Василий: Купола. [Kupola. : Domes.]
|
Vassily Kandinsky |
| 247. Кандинский Василий: Желтая скала. [Zheltaya skala. : Yellow rock.]
1909
|
Vassily Kandinsky |
| 248. Кандинский Василий: Пейзаж (церковь). [Pejzazh (czerkovʹ). : Landscape (church).]
|
Vassily Kandinsky |
| 249. Кандинский Василий: Пейзаж (дом). [Pejzazh (dom). : Landscape (house).]
|
Vassily Kandinsky |
| 250. Кандинский Василий: Импровизация № 8. [Improvizacziya № 8. : Improvisation № 8.]
1910
|
Vassily Kandinsky |
| 251. Кандинский Василий: Импровизация № 10. [Improvizacziya № 10. : Improvisation № 10.]
|
Vassily Kandinsky |
| 252. Кандинский Василий: Импровизация № 13. [Improvizacziya № 13. : Improvisation № 13.]
|
Vassily Kandinsky |
| 253. Кандинский Василий: Импровизация № 14. [Improvizacziya № 14. : Improvisation № 14.]
|
Vassily Kandinsky |
| 253б. Купин: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Nikolay Kupin |
| 254. Ларионов Михаил: Портрет. [Portret. : Portait.]
|
Mikhail Larionov |
| 254б. Купин: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Nikolay Kupin |
| 256. Ларионов Михаил: Трактирный Nature morte в мажорной гамме. [Traktirny'j Nature morte v mazhornoj gamme. : Restaurant still life in major scale.]
|
Mikhail Larionov |
| 257. Ларионов Михаил: Трактирный Nature morte в мажорной гамме. [Traktirny'j Nature morte v mazhornoj gamme. : Restaurant still life in major scale.]
|
Mikhail Larionov |
| 258. Ларионов Михаил: Трактирный Nature morte в мажорной гамме. [Traktirny'j Nature morte v mazhornoj gamme. : Restaurant still life in major scale.]
|
Mikhail Larionov |
| 259. Ларионов Михаил: Трактирный Nature morte в мажорной гамме. [Traktirny'j Nature morte v mazhornoj gamme. : Restaurant still life in major scale.]
|
Mikhail Larionov |
| 260. Ларионов Михаил: Nature morte (какутс). [Nature morte (kakuts). : Still life (cactus).]
|
Mikhail Larionov |
| 261. Ларионов Михаил: Nature morte (букет, овощи). [Nature morte (buket, ovoshhi). : Still life (bouquet, vegetables).]
|
Mikhail Larionov |
| 262. Ларионов Михаил: Nature morte (глиняная посуда). [Nature morte (glinyanaya posuda). : Still life (clay dishes).]
|
Mikhail Larionov |
| 263. Ларионов Михаил: Павлины. [Pavliny'. : Peacocks.]
|
Mikhail Larionov |
| 264. Ларионов Михаил: Весенний этюд. [Vesennij e'tyud. : Spring study.]
|
Mikhail Larionov |
| 265. Ларионов Михаил: Сад (этюд). [Sad (e'tyud). : Garden (study).]
|
Mikhail Larionov |
| 266. Ларионов Михаил: Солдаты в кабачке. [Soldaty' v kabachke. : Soldiers in the tavern.]
|
Mikhail Larionov |
| 267. Ларионов Михаил: Деревенские купальщицы. [Derevenskie kupalʹshhiczy'. : Village female bathers.]
|
Mikhail Larionov |
| 268. Ларионов Михаил: Nature morte (цветы в горшке). [Nature morte (czvety' v gorshke). : Still life (potted flowers).]
|
Mikhail Larionov |
| 269. Ларионов Михаил: Купальщицы при заходящем солнце. [Kupalʹshhiczy' pri zakhodyashhem solncze. : Female bathers in the setting sun.]
|
Mikhail Larionov |
| 270. Ларионов Михаил: Этюд к портрету. [E'tyud k portretu. : Study for a portrait.]
|
Mikhail Larionov |
| 271. Ларионов Михаил: Купальщицы. [Kupalʹshhiczy'. : Female bathers.]
|
Mikhail Larionov |
| 272. Ларионов Михаил: Кабачок. [Kabachok. : Tavern.]
|
Mikhail Larionov |
| 273. Ларионов Михаил: Провинциальная франтиха. [Provinczialʹnaya frantikha. : Provincial female dandy.]
|
Mikhail Larionov |
| 274. Ларионов Михаил: Голубой корсет. [Goluboj korset. : Blue corset.]
|
Mikhail Larionov |
| 275. Ларионов Михаил: Солнечная ванна. [Solnechnaya vanna. : Sun bath.]
|
Mikhail Larionov |
| 276. Ларионов Михаил: Портрет атлета. [Portret atleta. : Portrait of an athlete.]
|
Mikhail Larionov |
| 277. Ларионов Иван: Портрет. [Portret. : Portrait.]
|
I. F. Larionov |
| 278. Ларионов Иван: Портрет. [Portret. : Portrait.]
|
I. F. Larionov |
| 279. Аристарх Лентулов: Купальщицы. [Kupalʹshhiczy'. : Female bathers.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 280. Аристарх Лентулов: У омута. [U omuta. : At the pool.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 281. Аристарх Лентулов: Портрет организатора выставки "Бубновый Валет" г. Лобачева. [Portret organizatora vy'stavki "Bubnovy'j Valet" g. Lobacheva. : Portrait of the organizer of the exhibition "Jack of Diamonds" Mr. Lobachev.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 282. Аристарх Лентулов: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 283. Аристарх Лентулов: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 284. Аристарх Лентулов: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 285. Аристарх Лентулов: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 286. Аристарх Лентулов: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 286б. Левин: Поэт. [Poe't. : Poet.]
|
Levin |
| 287. Аристарх Лентулов: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aristarkh Lentulov |
| 287б. Левин: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Levin |
| 288. Марков Л.: Вечер. [Vecher. : Evening.]
|
L. Markov |
| 288б. Левченко: Снег. [Sneg. : Snow.]
|
Petro Oleksiiovych Levchenko |
| 289. Михневич Л. И.: На окне. [Na okne. : On the window.]
|
Lyudmila Iosifovna Mikhnevich-Burlyuk |
| 289б. Левченко: Ранняя весна. [Rannyaya vesna. : Early Spring.]
|
Petro Oleksiiovych Levchenko |
| 290. Михневич Л. И.: Весна. [Vesna. : Spring.]
|
Lyudmila Iosifovna Mikhnevich-Burlyuk |
| 290б. Левченко: Художник. [Khudozhnik. : Artist.]
|
Petro Oleksiiovych Levchenko |
| 291. Михневич Л. И.: Птичник. [Ptichnik. : Poultry house]
|
Lyudmila Iosifovna Mikhnevich-Burlyuk |
| 292. Михневич Л. И.: Река. [Reka. : River.]
|
Lyudmila Iosifovna Mikhnevich-Burlyuk |
| 299. Михневич Л. И.: Веранда. [Veranda. : Veranda.]
|
Lyudmila Iosifovna Mikhnevich-Burlyuk |
| 300. Münter: Крестьянский дом. [Krestʹyanskij dom. : Peasant House.]
|
Gabriele Münter |
| 301. Münter: Стена. [Stena. : Wall.]
|
Gabriele Münter |
| 302. Münter: Пейзаж с облаками. [Pejzazh s oblakami. : Landscape with clouds.]
|
Gabriele Münter |
| 303. Münter: Лампа и свеча. [Lampa i svecha. : Lamp and candle.]
|
Gabriele Münter |
| 304. Münter: Лампа и свеча. [Lampa i svecha. : Lamp and candle.]
|
Gabriele Münter |
| 305. Münter: Кресло. [Kreslo. : Armchair.]
|
Gabriele Münter |
| 306. Münter: Nature morte с фигурками. [Nature morte s figurkami. : Still life with small figures.]
|
Gabriele Münter |
| 307. Münter: Nature morte с лампой. [Nature morte s lampoj. : Still life with a lamp.]
|
Gabriele Münter |
| 308. Машков Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Il'ya Mashkov |
| 309. Машков Петр: Натурщица. "Золотое Руно" [Naturshhicza. "Zolotoe Runo" : Female model. "The Golden Fleece"]
собст. Курлянда [Owned by Kurland]
|
Il'ya Mashkov |
| 311. Машков Петр: Портрет Журавлева. [Portret Zhuravleva. : Portrait of Zhuravlev.]
|
Il'ya Mashkov |
| 312. Машков Петр: Портрет Кирпалода. [Portret Kirpaloda. : Portrait of Kirpalond.]
|
Il'ya Mashkov |
| 314. Машков Петр: Портрет Виноградова. [Portret Vinogradova. : Portrait of Vinogradov.]
|
Il'ya Mashkov |
| 315. Машков Петр: Портрет Гросмана. [Portret Grosmana. : Portrait of Grosman.]
|
Il'ya Mashkov |
| 316. Машков Петр: Портрет мальчика. [Portret malʹchika. : Portrait of a boy.]
|
Il'ya Mashkov |
| 317. Машков Петр: Натурщица. [Naturshhicza. : Female model.]
|
Il'ya Mashkov |
| 318. Машков Петр: Натурщица. [Naturshhicza. : Female model.]
|
Il'ya Mashkov |
| 319. Машков Петр: Натурщица. [Naturshhicza. : Female model.]
|
Il'ya Mashkov |
| 320. Машков Петр: Натурщица. [Naturshhicza. : Female model.]
|
Il'ya Mashkov |
| 321. Машков Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Il'ya Mashkov |
| 322. Машков Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Il'ya Mashkov |
| 323. Машков Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Il'ya Mashkov |
| 324. Машков Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Il'ya Mashkov |
| 325. Машков Петр: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Il'ya Mashkov |
| 326. Матвей В.: Утро жизни. [Utro zhizni. : Morning of life.]
|
Vladimir Markov |
| 327. Матвей В.: Полдень жизни. [Poldenʹ zhizni. : Noon of life.]
|
Vladimir Markov |
| 328. Малишевская Евгения: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Evgeniya Malishevskaya |
| 329. Малишевская Евгения: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Evgeniya Malishevskaya |
| 330. Малишевская Евгения: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Evgeniya Malishevskaya |
| 331. Никулин В.: Смерть. Рисунки. [Smertʹ. Risunki. : Death. Paintings.]
|
V. Nikulin |
| 332. Никулин В.: *** [*** : ***]
|
V. Nikulin |
| 333. Никулин В.: *** [*** : ***]
|
V. Nikulin |
| 334. Рымша Петр: Кладбище. [Kladbishhe. : Cemetery.]
|
Petr Rhimsha |
| 335. Рымша Петр: Лунная ночь. [Lunnaya nochʹ. : Moonlight night.]
|
Petr Rhimsha |
| 336. Рымша Петр: Лунная ночь. [Lunnaya nochʹ. : Moonlight night.]
|
Petr Rhimsha |
| 337. Рымша Петр: Голгофа. [Golgofa. : Calvary.]
|
Petr Rhimsha |
| 338. Рымша Петр: Закат луны. [Zakat luny'. : Moonset.]
|
Petr Rhimsha |
| 339. Ростиславов Александр: Памятник XVIII в. в Старицком монастыре. [Pamyatnik XVIII v. v Stariczkom monasty're. : Monument of the 18th century in the Staritsky monastery.]
|
Aleksandr Rostislavov |
| 340. Ростиславов Александр: Часть Воскресенского собора в Романове-Борисоглебске XVII в. [Chastʹ Voskresenskogo sobora v Romanove-Borisoglebske XVII v. : Part of the Resurrection Cathedral in Romanov-Borisoglebsk XVII century.]
|
Aleksandr Rostislavov |
| 341. Ростиславов Александр: Водяные Ворота в Борисо-Глебском монастыре около Ростова. [Vodyany'e Vorota v Boriso-Glebskom monasty're okolo Rostova. : Water Gate in the Boris-Gleb Monastery near Rostov.]
|
Aleksandr Rostislavov |
| 342. Соломонов Михаил: Баллада. [Ballada. : Ballad.]
|
Michail Isaakovič Solomonov |
| 343. Соломонов Михаил: Обложка к роману Т. Манна "Его Королевское Высочество". [Oblozhka k romanu T. Manna "Ego Korolevskoe Vy'sochestvo". : Cover for T. Mann’s novel, "His Royal Highness".]
|
Michail Isaakovič Solomonov |
| 344. Татлин В.С.: В саду. [V sadu. : In the the garden.]
|
Vladimir Tatlin |
| 345. Татлин В.С.: Эскиз. [E'skiz. : Study.]
|
Vladimir Tatlin |
| 346. Татлин В.С.: Эскиз. [E'skiz. : Study.]
|
Vladimir Tatlin |
| 348. Татлин В.С.: Рынок. [Ry'nok. : Market.]
|
Vladimir Tatlin |
| 349. Татлин В.С.: Акварель. [Akvarelʹ. : Aquarelle.]
painting: aquarelle
|
Vladimir Tatlin |
| 356. Татлин В.С.: Лавочка. [Lavochka. : Bench.]
painting: aquarelle
|
Vladimir Tatlin |
| 361. Татлин В.С.: В порту. [V portu. : In the port.]
painting: aquarelle
|
Vladimir Tatlin |
| 362. Татлин В.С.: Акварель. [Akvarelʹ. : Aquarelle.]
painting: aquarelle
|
Vladimir Tatlin |
| 363. Трийк Николай: Эскиз. [E'skiz. : Study.]
|
Nikolai Triik |
| 364. Трийк Николай: Женский портрет. [Zhenskij portret. : Female portrait.]
|
Nikolai Triik |
| 365. Трийк-Греков В.М.: Зала в Ревельской Ратуше. [Zala v Revelʹskoj Ratushe. : Hall in the Revel Town Hall.]
|
V.M. Triyk-Grekov |
| 366. Тир К.: Сумерки. [Sumerki. : Twilight.]
|
K. Tir |
| 367. Тир К.: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
K. Tir |
| 368. Тир К.: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
K. Tir |
| 369. Тир К.: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
K. Tir |
| 370. Уткин Петр: Займище (к утру). [Zajmishhe (k utru). : Zaymishche in the morning.]
|
Petr Savvič Utkin |
| 371. Уткин Петр: Под шатром засыпаюшим. [Pod shatrom zasy'payushim. : Under the tent falling asleep.]
|
Petr Savvič Utkin |
| 372. Уткин Петр: Мороз (ночь). [Moroz (nochʹ). : Frost (night).]
|
Petr Savvič Utkin |
| 373. Уткин Петр: Мороз (к вечеру). [Moroz (k vecheru). : Frost (in the evening).]
|
Petr Savvič Utkin |
| 374. Уткин Петр: Мороз (сумерки с огнем). [Moroz (sumerki s ognem). : Frost (twilight with fire).]
|
Petr Savvič Utkin |
| 375. Уткин Петр: Мороз (утро). [Moroz (utro). : Frost (morning).]
|
Petr Savvič Utkin |
| 376. Уткин Петр: Мороз (к ночи с огнем). [Moroz (k nochi s ognem). : Frost (by night with fire).]
|
Petr Savvič Utkin |
| 377. Фальк Р. Р.: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Robert Fa'lk |
| 378. Фальк Р. Р.: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
Robert Fa'lk |
| 379. Фальк Р. Р.: В парке. [V parke. : In the park.]
|
Robert Fa'lk |
| 380. Фальк Р. Р.: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Robert Fa'lk |
| 381. Фальк Р. Р.: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Robert Fa'lk |
| 382. Фальк Р. Р.: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Robert Fa'lk |
| 383. Фальк Р. Р.: Пейзаж. [Pejzazh. : Landscape.]
|
Robert Fa'lk |
| 384. Фальк Р. Р.: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Robert Fa'lk |
| 385. Фальк Р. Р.: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Robert Fa'lk |
| 386. Фальк Р. Р.: Оркестр. [Orkestr. : Orchestra.]
|
Robert Fa'lk |
| 387. Фальк Р. Р.: Пиво. [Pivo. : Beer.]
|
Robert Fa'lk |
| 388. Фальк Р. Р.: Двойной портрет. [Dvojnoj portret. : Double portrait.]
|
Robert Fa'lk |
| 389. Фальк Р. Р.: Мужчина с бутылкой. [Muzhchina s buty'lkoj. : Man with a bottle.]
|
Robert Fa'lk |
| 390. Фальк Р. Р.: Утренний пейзаж. [Utrennij pejzazh. : Morning landscape.]
|
Robert Fa'lk |
| 391. Фальк Р. Р.: Компания. [Kompaniya. : Company.]
|
Robert Fa'lk |
| 392. Хрустачев Николай: Цветы. [Czvety'. : Flowers.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 393. Хрустачев Николай: Дворик. [Dvorik. : Patio.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 394. Хрустачев Николай: Закат. [Zakat. : Sunset.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 395. Хрустачев Николай: На балконе. [Na balkone. : On the balcony.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 396. Хрустачев Николай: Полдень. [Poldenʹ. : Noon.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 397. Хрустачев Николай: В парке. [V parke. : In the park.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 398. Хрустачев Николай: Вечер. [Vecher. : Evening.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 399. Хрустачев Николай: Весной. [Vesnoj. : In the spring.]
|
Nikolai I. Khrustachev |
| 400. Харламов Михаил: Прогулка на мостике. [Progulka na mostike. : Walk on the bridge.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 401. Харламов Михаил: Утро весною. [Utro vesnoyu. : Morning in the springtime.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 402. Харламов Михаил: Летние цветы. [Letnie czvety'. : Summer flowers.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 403. Харламов Михаил: Цветущие вишеньки. [Czvetushhie vishenʹki. : Blooming Cherries.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 404. Харламов Михаил: Розы. [Rozy'. : Roses.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 405. Харламов Михаил: Ранняя весна. [Rannyaya vesna. : Early Spring.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 406. Харламов Михаил: Поля под солнцем. [Polya pod solnczem. : Fields under the sun.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 407. Харламов Михаил: Вишенька. [Vishenʹka. : Cherry-tree.]
|
Mikhail Kharlamov |
| 409. Эмме Владимир: Горы Боуульген на Кавказе. [Gory' Bouulʹgen na Kavkaze. : The Bowulgen Mountains in the Caucasus.]
|
Vladimir Emme |
| 410. Эмме Владимир: Ущелье реки Боуульген. [Ushhelʹe reki Bouulʹgen. : Bowulgen river gorge.]
|
Vladimir Emme |
| 411. Эмме Владимир: В горах Кавказа. [V gorakh Kavkaza. : In the mountains of the Caucasus.]
|
Vladimir Emme |
| 412. Эмме Владимир: Возвращение с охоты. [Vozvrashhenie s okhoty'. : Return from the hunt.]
|
Vladimir Emme |
| 413. Эмме Владимир: Ферганский хребет. [Ferganskij khrebet. : Ferghana Range.]
|
Vladimir Emme |
| 414. Эмме Владимир: Предгорие Алтайского хребта. [Predgorie Altajskogo khrebta. : Foothills of the Altai Range.]
|
Vladimir Emme |
| 415. Эмме Владимир: Ферганский хребет. [Ferganskij khrebet. : Ferghana Range.]
|
Vladimir Emme |
| 416. Эмме Владимир: Этюды. [E'tyudy'. : Studies.]
|
Vladimir Emme |
| 417. Эмме Владимир: Горное озеро на Кавказе. [Gornoe ozero na Kavkaze. : Mountain lake in the Caucasus.]
|
Vladimir Emme |
| 418. Якулов Георгий: Бедный рыцарь (А.М.Д.) [Bedny'j ry'czarʹ (A.M.D.) : Poor Knight (A.M.D.)]
|
Georgy Yakulov |
| 419. Якулов Георгий: Прогулка. [Progulka. : Walk.]
|
Georgy Yakulov |
| 420. Якулов Георгий: Женский портрет. [Zhenskij portret. : Female portrait.]
|
Georgy Yakulov |
| 421. Якулов Георгий: Лошади. [Loshadi. : Horses.]
|
Georgy Yakulov |
| 422. Якулов Георгий: Битва. [Bitva. : Battle.]
|
Georgy Yakulov |
| 423. Якулов Георгий: Вечернее гулянье. [Vechernee gulyanʹe. : Evening feast.]
|
Georgy Yakulov |
| 424. Явленский Алексей: Девочка с кроликами. [Devochka s krolikami. : Girl with rabbits.]
|
Alexei Jawlensky |
| 425. Явленский Алексей: Дома. [Doma. : At home.]
|
Alexei Jawlensky |
| 426. Явленский Алексей: Nu.
|
Alexei Jawlensky |
| 427. Явленский Алексей: Девочка. [Devochka. : Girl.]
|
Alexei Jawlensky |
| 428. Явленский Алексей: Модель. [Modelʹ. : Model.]
|
Alexei Jawlensky |
| 429. Явленский Алексей: Голова. [Golova. : Head.]
|
Alexei Jawlensky |
| 430. Экстер Александра: Revue.
|
Aleksandra Aleksandrovna Exster |
| 431. Экстер Александра: Revue.
|
Aleksandra Aleksandrovna Exster |
| 432. Экстер Александра: Город вечером. [Gorod vecherom. : City at night.]
|
Aleksandra Aleksandrovna Exster |
| 433. Экстер Александра: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aleksandra Aleksandrovna Exster |
| 434. Экстер Александра: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aleksandra Aleksandrovna Exster |
| 435. Экстер Александра: Этюд. [E'tyud. : Study.]
|
Aleksandra Aleksandrovna Exster |
| 436. Якименко Д.: Зима. [Zima. : Winter.]
|
D. Yakimenko |
| 437. Якименко Д.: Nature morte. [Nature morte. : Still life.]
|
D. Yakimenko |
| 438. Якименко Д.: Детские рисунки. [Detskie risunki. : Children's drawings.]
|
D. Yakimenko |
| 439. Якименко Д.: Промышленный отдел. [Promy'shlenny'j otdel. : Industrial department.]
|
D. Yakimenko |
Catalogue
Салон 2. Международная Художественная Выставка. Типография "Одес.Нов." 1911.
Holding Institution: [Rossijskaya gosudarstvennaya biblioteka]
Preface
Грядущий город
Исторический импрессионизм выдохся, пришел к тупику, к технической
бездушности, к скуке пуантилизма и нео-импрессионизма. Говорить теперь об
импрессионизме - значит ломиться в широко открытые ворота. Импрессионизм
разрушил все мертвые условности, на которые опирался мир прежних
живописных представлений. Искусство живописи вернулось к своей сущности:
к декоративности, ритму и живописности. Перед современным художником
стоит другая задача — задача нового синтеза линии и краски. Но задача синтеза
стоит не только перед художником - она стоит перед всей современностью. Все
наши верования, искания, тоскования по грядущему синтезу всей жизни. И нам
уже открывается
пророчески то, что примирит противоречия и сольет раздробленные грани в
единый лик. Наше искусство глубоко современно и потому предвидеть и
предчувствовать его будущий синтез обособленно, не предвосхищая и не
предчувствуя будущего всей нашей современности, будущего лика нашей
культуры, судьбу которого разделит и живопись, наряду с другими родами
искусств, невозможно. Будущий лик земли уже грезится нам и чувствуется - это
город. Синтез и примирение всех сил, мятущихся ныне, органическое и
гармоническое их слияние - город. И когда жизнь этого целостного, единого
города тоже станет целостной и единой, т.е. ритмично здоровой
- красивой, тогда и искусство не будет чем-то внешним, профессиональным и
аристократическим. Красота доступна каждому и понятна, потому что
рожденная и взлелеянная в недрах города, она будет кровно близка и людям,
вышедшим из тех же недр города-стихии.
Лик будущего человечества - «город». Весь исторический
процесс многих веков можно характеризовать, как превращение всего мира в
огромный, бесконечный «город». Эту работу превращения совершает
капитализм, условия современного производства. Вот почему не могло быть
искусства, выросшего из общей духовной массы человечества, потому что был
«город» и «не-город», была разорванность, был антагонизм, были люди
естественные и были горожане. Выла жизнь простая, здоровая, и городская,
экзотическая, искусственная,
оторванная.
Можно проследить, как видоизменяется сущность и характер города. Сначала
это нарост на общем теле Европы-деревни, что-то в высшей степени условное,
противоположное всему общему укладу жизни исконной, глубоко бытовой,
стихийной, вековой деревенской культуры; затем город, накопляющий и
распределяющий богатства, громадный склад
продуктов и место жизни всех, связанных какими-либо специфическими
функциями с жизнью города. Затем город - высасывающий, разоряющий
деревню, берущий и пожирающий все соки, город-паук, город-зверь, город-
чудовище, со своими странными очарованиями и вожделениями, где нет
ни одной души, где стекаются товары, экзотика души, искусство всего, что
можно привезти, купить, привить. Там сталкиваются, переплетаются все вкусы,
все культы, все, чем можно производить, бросить на рынок, оглушить. Отрава,
отстои всех волнующих чужеземных красот, идей, можно найти, вкусить,
купить в этом городе, как можно найти роскошные ткани далекого Инда,
ароматы, опьянения, экзотику неведомых стран.
Город, бывший сборищем всех душ, всех вкусов, всех
культур, религий и безверий - переломал, переварил все это
противоречивое обилие, всосал в себя и, унавоженный, согретый всей гнилью,
всеми отбросами, он пустил свои ростки, стал органическим, захотел иметь
свою душу, вкус, свою красоту, свое искусство, свою поэзию. И вот тогда стали
ненужными все подражания, все искусственные привязки, все эллинизмы,
классицизм, ориентализм, вся привозная красота и роскошь, не нужна стала
цельность и гармоничность чуждых умерших культур, потому что город сам
набрался сил, врос глубоко в землю, достиг корнями тех исконных, заповедных
недр, которые служат истоком всякой жизни; город не только стал
органическим, не только механически целостным, но и гармоническим: душа
города срослась, слилась, с духом земли. Еще идет этот процесс, еще очищается
и бродит город, еще далек светлый, радостный и лучезарный город, еще далек
город-эпос, город-стихия.. И нам, может быть, не суждено жить в этом мире-
городе, но мы чувствуем его приход, заря над нами, мы тоскуем еще больше,
чем раньше, но в нашей тоске есть вера, мы ищем символов грядущего. Стоит
только всмотреться во все творения современного
художника, и вы почувствуете эту тоску, это ожидание, предчувствие новой
жизни, нового человека, мощного, стихийного, гармоничного, свободного, и
город будет яслями его рождения. В самой глубине, в самой прозрачности и
стихийности грядущего города-Мессии родится новый человек.
Город был узурпатором, жестоким владыкой, врагом всей общей жизни и
палачом, Но вот проходят века, город вросся в землю, разросся вширь, пустил
глубоко свои корни. Стирается разница между городом и не-городом, или,
вернее, город поглощает не-город. Антагонизм между деревней, почвой, землей,
и городом слабеет, потому что деревня перерождается, становится городской, и
сам город перестает быть искусственным, Город уже не ломает человека, город
растит нового человека, целые поколения вырастают в городе, и атмосфера
города перестает быть экзотической. Город перестает быть приютом особых
людей, оторванных от общей массы, напротив, самые низы, ядро растет в
городе.
Город растет, город заливает лицо земли, город становится ликом земли,
железные дороги, телеграфы, всевозможные пути сообщения, обмен товаров и
идей обратил все в один огромный город. Деревня, не-город, ее люди, природа,
в романтическом смысле, все это стало пластом историческим, покрытым
новыми наслоениями, и город стел природой. Город стал стихией. Город стал
единственным. Мы идем к какой-то цельности, к единому - нет больше двух
душ — только одна душа
города. Венец нашей культуры - город. Мы возвращаемся к
Пану, мы идем к новой естественности, к радостному возрождению через город,
который перестал быть извращением.
И цельный, новый человек, человек гармоничный, как древний эллин, родится в
городе. Идет истинное искусство из самых недр новой стихии, из недр города.
Вся жизнь, вся современность хочет вернуться к истокам, к своему истинному
значению, к своей сущности. Живопись, как одно из выражений современного
духа, должна была снова причаститься земле, вернуться к истокам, окунуться в
почву, уйти, истлеть, чтобы снова оплодотвориться в этой новой земле
семенами грядущего города. Зреют виноградные гроздья на новом
винограднике-городе, и когда будет искриться новое вино искусства, должны
быть новые меха.
И вот, разрушенное и сожженное, потерявшее всякую форму, искусство снова
рождается, но не из чужой культуры, а из духа города, из города-
первоисточника всей современной жизни; снова художественные достижения
идут теми путями, какими гармонически развивался примитивный гений,
цельный, нераздробленный и неотравленный роскошью и искусством иных,
далеких, умерших, истлевших, призрачных
миров и душ.
Душа будущего искусства и душа будущего человека родится из успокоенного
ритма города, и этот единый ритм будет звучать созвучно и в душах, и в
красоте. Человек перестанет быть горожанином, в самых глубинах города будет
безумно близок земле, природе, солнцу; через город он ощутит свою утерянную
связь с жизнью мира — и это снова вернет его мироощущению религиозность и
мистичность. Искусство станет
гармонической частицей жизни, а живопись уже теперь идет по этому новому
пути слияния с жизнью, она становится стильной, декоративной и музыкальной.
Не только трагедия и поэзия рождается из духа музыки, но и живопись, причем
живопись гораздо ближе всех искусств стоит к музыке, даже больше: живопись
не перестала быть музыкой, и все возвращение живописи к своей сущности, к
своей природе, сводится к выявлению ее музыкального начала.
И это возвращение совершается в лоне нового города, бытие которого само в
себе начинает приобретать инстинкт красоты, инстинкт музыкального ритма
жизни, и вот почему искусство, рожденное новым духом города, новое
искусство так неумолимо должно быть именно наиболее чистым выражением
этой вновь рожденной жизни и ее музыкальной красоты.
Вот почему и возвращение поэзии и живописи к музыке возможно и
неотвратимо должно было возникнуть именно в недрах современности, из
дыхания еще произрастающих семян нового города.
К музыкальному началу возвращается вся жизнь, по музыке жизни все наши
тоскования, верования и искания. Для того, чтобы воспринять не только
формально новейшую живопись, и воспринять не только техническую сторону
и примириться с новыми сочетаниями красок, а для того, чтобы понять и ритм,
т.е. сущность новейшей живописи, ее содержание, нужно не только отыскать в
себе современника дисгармоничного, разлагающегося вконец города, но и
раннего предтечу грядущего города, нужно отыскать в себе тоску по будущей
красоте литургического города. Мы не можем сейчас быть цельными, но в
нашей отравленной, разобщенной многогранности должны быть грани,
обращенные в грядущее. Мы еще не рождаемся в красоте нового быта,
ритмичность и религиозная близость к городу стихии еще не живет в нас
просто, без прививки, потому что нет еще этого города, но должна быть у нас
тоска по красоте, томление к городу-солнцу, должны быть моменты и
ожидания, должны мы зажечь уже светильники и ждать Жениха, и готовиться.
И, действительно, раскройте любую книгу, и каждая страница будет освещена
этим ожиданием; почти вся литература - страстный до болезненности порыв от
разваливающегося и гниющего старого города, города машины, лже-города,
города-блудницы к обетованному городу, городу-ковчегу, в котором будут
заключены все светочи и заповеди.
Владимир Издебский
[The Future City
Historical impressionism has run out of steam, and has reached a dead end, a technical impasse, a boredom of pointilism and neo-impresionism. Talking about impressionism now means breaking into a wide open gate. Impressionism destroyed all the dead conventionalities on which the world of the former picturesque representations was based. The art of painting has returned to its essence: to decorative, rhythm and painting. The modern artist faces another task -the task of a new synthesis of line and paint. But the task of synthesis is not only before the artist -it faces the whole of modernity. All our beliefs, searches, yearning for the future synthesis of all life. And it is already opening up to usprophetically something that reconciles contradictions and pours fragmented facets into a single face. Our art is deeply modern and, therefore, it is impossible to foresee and presume its future synthesis separately, without anticipating and presentimenting the future of our entire modernity, the future face of our culture, the fate of which will be shared by painting, along with other types of art, is impossible. The future face of the earth is already dreaming to us and felt -it is a city. Synthesis and reconciliation of all the forces, which are mutating nowadays, their organic and harmonious merger is a city. And when the life of this integral, united city will also become integral and united, i.e. rhythmically healthy-beautiful, then art will not be something external, professional and aristocratic. Beauty is accessible to everyone and understandable, because born and nurtured in the depths of the city, it will be blood close to the people who came outof the same discipleship city.
The face of the future of mankind is the "city". The whole historicalthe process of many centuries can be characterized as the transformation of the entire world into a huge, endless "city". This work of transformation is done by capitalism, the conditions of modern production. That's why there couldn't be art that grew out of the general spiritual mass of mankind, because there was a "city" and a "non-town", there was tornado, there was antagonism, there were natural people and there were citizens. Life was simple, healthy, and urban, exotic, artificial, torn off.
You can see how the nature and character of the city changes. First, it is a growth on the common body of Europe-village, something highly conventional, contrary to all the general way of life of the original, deeply domestic, spontaneous, age-old rural culture, then the city that accumulates and distributes wealth, a huge warehouseproducts and a place of life of all connected by any specific functions with a life of a city. Then the city -sucking up, ruining the village, taking and devouring all the juices, the spider city, the beast city, the beast city, the beast city, with itsstrange charmsand desires, where there is no no soul where goods, exotic souls, art of everything you can bring, buy, instill. There are all tastes, all cults, everything that can be produced, thrown to the market, stunned. Poison, lagging behind all theexciting foreign beauties, ideas, you can find, taste, buy in this city, how you can find the luxury fabrics of the distant Indus, fragrances, intoxications, exotic unknown countries.
A city that used to be a collection of all souls, all tastes, all tastes cultures, religions and faithlessness -broke it all, digested it all. The contradictory abundance, he sucked into himself and, possessed with all the rottenness, all the garbage, he let his shoots run, became organic, wanted to have his soul, his taste,his beauty, his art, his poetry. And then all imitations, all artificial attachments, all Hellenisms, classicism, orientalism, all imported beauty and luxury became unnecessary, there was no need for the integrity and harmony of foreign dead cultures, because the city itself gained strength, grew deep into the earth, reached the roots of those primordial, protected bowels that serve as the source of all life, the city has not only become organic, not only mechanically coherent, but also harmonious: the soul of the city has merged, merged, with the spirit of the earth. This process is still going on, the city is still being purified and wandered, the city is still far away from being bright, joyful and radiant, the epic city is still far away, the poetry city... And we may not be destined to live in this world-city, but we feel its coming, dawning on us, we yearn even more than before, but in our longing there is faith, we are looking for symbols of the coming. One has only to look at all the creations of themodernthe artist, and you will feel this longing, this expectation, a feeling of a new life, a new person, a powerful, spontaneous, harmonious, free, and the city will be the nursery of his birth. In the depths, in the transparency and spontaneity of thecoming Messiah city, a new man will be born.
The city was an usurper, a cruel lord, an enemy of all common life and an executioner, but here passes centuries, the city has grown into the ground, has grown in width, has taken deep roots. The difference between the city and the non-town is being erased, or rather, the city is being swallowed up by non-town. Antagonism between the village, soil, land, and the city is weakening, because the village is reborn, becomes urban, and the city itself ceases to be artificial, the city no longer breaks people, the city raises a new man, generations grow in the city, and the atmosphere of the city ceases to be exotic. The city ceases to be a shelter for special people, separated from the general mass, on the contrary, the very bottom, the core grows in the city.
The city grows, the city floods the face of the earth, the city becomes a face of the earth, railways, telegraphs, all sorts of ways of communication, exchange of goods and ideas turned everything into one huge city. The village, not a city, its people, nature, in the romantic sense, all this has become a layer of historical, covered with new layers, and the city stele nature. The city became an element. The city became the only one. We are going to some integrity, to one thing -there are no more than two souls -only one soulof the city. The crown of our culture is the city. We return toPan, we are going to a new naturalness, to a joyful rebirth through a city that has ceased to be a perversion.
And a whole, new man, a harmonious man, like an ancient Hellenistic man, will be born in the city. There is a true art from the depths of the new element, from the depths of the city. All life, all modernity wants to return to the origins, to its true meaning, to its essence. Painting, as one of the expressions of the modern spirit, had to be partake of the earth again, return to the origins, plunge into the soil, go away, decay, to be fertilized in this new land with the seeds of the coming city. The bunches of grapes are ripening in the new vineyard-city, and when the new wine of art sparkles, there must be new furs.
And here, destroyed and burned, lost all form, the art is born again, but not from the culture of others, but from the spirit of the city, from the source city of all modern life, again artistic achievements go those ways, which harmoniously developed primitive genius, whole, not fragmented and not poisoned by the luxury and art of other, distant, dead, decayed, ghostly of worlds and souls.
The soul of the future art and the soul of the future human being will be born from the calmed rhythm of the city, and this single rhythm will sound both in the souls and in the beauty. Man will cease to be a citizen of the city, in the depths of the city will be madly close to the earth, nature, the sun, through the city he will feel his lost connection with the life of the world -and it will return his worldview of religiosityand mysticism. Art will become The painting is already following this new way of merging with life, it becomes stylish, decorative and musical.
Not only tragedy and poetry are born out of the spirit of music, but also painting, and painting is much closer to all the arts than music, even more: painting has not ceased to be music, and the whole return of painting to its essence, to its nature, is reduced to revealing its musical beginning.
And this return is made in the bosom of a new city, the existence of which in itself begins to acquire the instinct of beauty, the instinct of musical rhythm of life, and that's why the art born of the new spirit of the city, the new art so inexorably must be the purest expression of this newly born life and its musical beauty.
That is why the return of poetry and painting to music was also possible and inevitable in the depths of modernity, from the breath of the seeds of the new city.
All our life returns to the beginning of music, all our longings, beliefs and searches for the music of life. In order to perceive not only the newest painting formally, and to perceive not only the technical side and to reconcile with new combinations of colors, but in order to understand the rhythm, i.e. the essence of the newest painting, its content, it is necessary not only to find a contemporary of disharmonious, decomposing at the end of the city, but also an early forerunner of the coming city, it is necessary to find a yearning for the future beauty of the liturgical city. We can't be whole now, but in our poisoned, fragmented multifacetedness there should be sidesto the future. We are not yet born in the beauty of a new way of life, rhythmicity and religious closeness to the city of elements do not live in us just yet, without vaccination, because there is no such city, but we should have a yearning for beauty, longing for the city-sun, there should be moments and waiting, we have to light the lights and wait for the Bridegroom and get ready. And indeed, open any book, and each page will be illuminated by this expectation; almost all literature is a passionate impulse from the crumbling and rotting old city, the city of the car, the false city, the harlot city to the promised city, the city of the ark, in which all the candles and commandments will be enclosed.
Vladimir Izdebsky]
Содержание и форма
Произведение искусства состоит из двух элементов: внутреннего и внешнего.
Внутренний элемент, взятый отдельно, есть эмоция души художника, которая
(подобно материальному музыкальному тону одного инструмента,
заставляющему кон-вибрировать соответственный музыкальный тон другого)
вызывает соответственную душевную вибрацию другого человека,
воспринимателя.
В то время когда душа связана с телом, она обыкновенно может воспринимать
всякую вибрацию только через посредство чувства, которое и является мостом
от нематериального к материальному (художник) и от материального к
нематериальному (зритель).
Эмоция — чувство — произведение — чувство — Эмоция.
Душевная вибрация художника должна поэтому, как средство выражения,
найти материальную форму, способную быть воспринятой. Эта материальная
форма и есть второй элемент, т. е. внешний элемент произведения искусства.
Произведение искусства есть неразрывно, необходимо, неизбежно связанное
сочетание внутреннего и внешнего элементов, т. е. содержания и формы.
"Случайные", в мире разбросанные формы вызывают свойственную им семью
вибраций. Эта семья так многочисленна и разнообразна, что воздействие
"случайных" (например, природных) форм представляется нам также
случайным и неопределенным.
В искусстве форма определяется неизменно содержанием. И только та форма
правильна, которая выражает, материализует соответственно содержание.
Всякие побочные соображения и среди них первое, а именно соответствие
формы так называемой "природе", т. е. природе внешней, несущественны и
вредны, так как они отвлекают от единственной задачи формы — воплощения
содержания1. Форма есть материальное выражение абстрактного содержания.
Поэтому качество художественного произведения может быть оценено вполне
только автором его: только ему дано видеть, соответствует ли и насколько
найденная им форма содержанию, повелительно требующему воплощения.
Большая или меньшая мера этого воплощения или соответствия и есть мерило
его "красоты"2. Прекрасно то произведение, внешняя форма которого вполне
соответствует внутреннему содержанию (что есть как бы вечно недоступный
идеал). Таким образом, форма произведения определяется по существу его
внутренней необходимостью.
Принцип внутренней необходимости есть единонеизменный закон искусства по
существу.
* * *
Каждое искусство обладает только ему одному свойственной и дарованной
формой, которая, видоизменяясь до бесконечности, рождает отдельные формы
отдельных произведений. Каждое искусство облачает поэтому хотя бы и ту же
душевную эмоцию именно в эту только ему свойственную форму. Так
рождается произведение именно этого искусства. Поэтому заменить
произведение одного искусства произведением другого невозможно. Отсюда
вытекает как возможность, так и необходимость возникновения того
монументального искусства, которого ростки уже нынче нами чувствуются,
цвет которого завяжется завтра.
Это монументальное искусство есть соединение всех искусств в одном
произведении, причем 1) каждое искусство будет сотворцом этого
произведения, оставаясь исключительно в пределах данной ему формы, 2)
каждое искусство будет в этом произведении выдвигаемо или отодвигаемо по
принципу прямого или обратного противоположения.
Значит, принцип построения произведения останется тот же, который есть
единственная основа создания и в каждом отдельном искусстве.
Начинающаяся или в эмбриональном виде уже начавшаяся еще вчера, в
видимый разгар материализма, великая эпоха Духовности даст и дает ту почву,
на которой такое монументальное произведение и должно созреть. Как перед
одним из величайших сражений с материей во всех областях духа, уже нынче
идет великий пересмотр ценностей. Ненужное отвергается. Нужное изучается
во всех свойствах. То же происходит и в одной из величайших областей духа, в
предвечном и вечном искусстве.
* * *
Средства выражения каждого искусства назначены и дарованы ему искони и не
могут в существенности своей измениться, но как постоянно "утончается" дух
или как постоянно он обнажается от материальности души, так тому
соответственно и частию заранее должны неуклонно и неудержимо
"утончаться" и средства искусства.
Поэтому 1) всякое искусство вечно и неизменно и 2) всякое искусство
изменяется в своих формах. Оно должно идти во главе духовной эволюции,
приспособляя формы свои к большему утончению и пророчески ведя за собою.
Неизменно его содержание внутреннее. Изменчивы его формы внешние.
Поэтому как неизменчивость, так и изменчивость искусства есть его закон.
Такими в корне неизменными средствами служат
музыке — звук и время
литературе — слово и время
архитектуре — линия и объем
скульптуре — объем и пространство
живописи — цвет и пространство3.
* * *
Цвет действует в живописи в виде краски. Пространство — в виде формы, ее
ограничивающей ("живописной"), или рисунка. Эти два элемента — краска и
рисунок — существенный, вечный, неизменный язык живописи.
Каждая краска, взятая изолированно, при равных условиях восприятия,
возбуждает неизменно одну и ту же душевную вибрацию. Но краску нельзя в
действительности изолировать, поэтому ее абсолютный внутренний звук всегда
варьируется разными обстоятельствами. Главные из них: 1) соседство другого
красочного тона, 2) пространство (и форма его), занимаемое данным тоном.
Из первого обстоятельства возникает задача чистой живописи, или живописной
формы. Живопись есть внутренней необходимостью определенное сочетание
красочных тонов. Сочетание безгранично тонкое и утонченное, безгранично
сложное и усложняемое.
Из второго обстоятельства возникает задача рисунка, или рисуночной формы.
Рисунок есть внутренней необходимостью определенное сочетание линеарных
плоскостей. Утонченность и сложность его бесконечна.
Первая задача, неразрывно связанная в действительности со второй, и является
в общем великой задачей живописно-рисуночной композиции, которой суждено
теперь же выступить с еще неизвестной доселе силой и преддверием которой
служит так называемая "новая живопись". Само собою ясно, что это новшество
есть не качественное (в самом корне корней), а количественное. Эта
композиция, бывшая неизменным законом всякого искусства всех периодов
начиная с примитивного искусства "дикарей", должна именно в эту грядущую,
на наших счастливых глазах начавшуюся, Эпоху Великой Духовности быть
важнейшим пророком, который ведет уже за собою и нынче яснозвучащие
души и поведет весь мир.
Эта композиция будет построена на тех же, уже в эмбриональном виде
известных, основах, которые, однако, теперь разовьются до простоты и
сложности музыкального "контрапункта"4. Этот контрапункт (которому еще нет
слова в нашей области) будет найден дальше, в пути Великого Завтра, тем же
вечно неизменным проводником — Чувством. Найденный и
кристаллизованный, он даст выражение Эпохе Великой Духовности. Но каковы
бы ни были его крупные или мелкие частности, все эти частности будут
покоиться на одном величайшем фундаменте — на Принципе Внутренней
Необходимости.
Исторический импрессионизм выдохся, пришел к тупику, к технической
бездушности, к скуке пуантилизма и нео-импрессионизма. Говорить теперь об
импрессионизме - значит ломиться в широко открытые ворота. Импрессионизм
разрушил все мертвые условности, на которые опирался мир прежних
живописных представлений. Искусство живописи вернулось к своей сущности:
к декоративности, ритму и живописности. Перед современным художником
стоит другая задача — задача нового синтеза линии и краски. Но задача синтеза
стоит не только перед художником - она стоит перед всей современностью. Все
наши верования, искания, тоскования по грядущему синтезу всей жизни. И нам
уже открывается
пророчески то, что примирит противоречия и сольет раздробленные грани в
единый лик. Наше искусство глубоко современно и потому предвидеть и
предчувствовать его будущий синтез обособленно, не предвосхищая и не
предчувствуя будущего всей нашей современности, будущего лика нашей
культуры, судьбу которого разделит и живопись, наряду с другими родами
искусств, невозможно. Будущий лик земли уже грезится нам и чувствуется - это
город. Синтез и примирение всех сил, мятущихся ныне, органическое и
гармоническое их слияние - город. И когда жизнь этого целостного, единого
города тоже станет целостной и единой, т.е. ритмично здоровой
- красивой, тогда и искусство не будет чем-то внешним, профессиональным и
аристократическим. Красота доступна каждому и понятна, потому что
рожденная и взлелеянная в недрах города, она будет кровно близка и людям,
вышедшим из тех же недр города-стихии.
Лик будущего человечества - «город». Весь исторический
процесс многих веков можно характеризовать, как превращение всего мира в
огромный, бесконечный «город». Эту работу превращения совершает
капитализм, условия современного производства. Вот почему не могло быть
искусства, выросшего из общей духовной массы человечества, потому что был
«город» и «не-город», была разорванность, был антагонизм, были люди
естественные и были горожане. Выла жизнь простая, здоровая, и городская,
экзотическая, искусственная,
оторванная.
Можно проследить, как видоизменяется сущность и характер города. Сначала
это нарост на общем теле Европы-деревни, что-то в высшей степени условное,
противоположное всему общему укладу жизни исконной, глубоко бытовой,
стихийной, вековой деревенской культуры; затем город, накопляющий и
распределяющий богатства, громадный склад
продуктов и место жизни всех, связанных какими-либо специфическими
функциями с жизнью города. Затем город - высасывающий, разоряющий
деревню, берущий и пожирающий все соки, город-паук, город-зверь, город-
чудовище, со своими странными очарованиями и вожделениями, где нет
ни одной души, где стекаются товары, экзотика души, искусство всего, что
можно привезти, купить, привить. Там сталкиваются, переплетаются все вкусы,
все культы, все, чем можно производить, бросить на рынок, оглушить. Отрава,
отстои всех волнующих чужеземных красот, идей, можно найти, вкусить,
купить в этом городе, как можно найти роскошные ткани далекого Инда,
ароматы, опьянения, экзотику неведомых стран.
Город, бывший сборищем всех душ, всех вкусов, всех
культур, религий и безверий - переломал, переварил все это
противоречивое обилие, всосал в себя и, унавоженный, согретый всей гнилью,
всеми отбросами, он пустил свои ростки, стал органическим, захотел иметь
свою душу, вкус, свою красоту, свое искусство, свою поэзию. И вот тогда стали
ненужными все подражания, все искусственные привязки, все эллинизмы,
классицизм, ориентализм, вся привозная красота и роскошь, не нужна стала
цельность и гармоничность чуждых умерших культур, потому что город сам
набрался сил, врос глубоко в землю, достиг корнями тех исконных, заповедных
недр, которые служат истоком всякой жизни; город не только стал
органическим, не только механически целостным, но и гармоническим: душа
города срослась, слилась, с духом земли. Еще идет этот процесс, еще очищается
и бродит город, еще далек светлый, радостный и лучезарный город, еще далек
город-эпос, город-стихия.. И нам, может быть, не суждено жить в этом мире-
городе, но мы чувствуем его приход, заря над нами, мы тоскуем еще больше,
чем раньше, но в нашей тоске есть вера, мы ищем символов грядущего. Стоит
только всмотреться во все творения современного
художника, и вы почувствуете эту тоску, это ожидание, предчувствие новой
жизни, нового человека, мощного, стихийного, гармоничного, свободного, и
город будет яслями его рождения. В самой глубине, в самой прозрачности и
стихийности грядущего города-Мессии родится новый человек.
Город был узурпатором, жестоким владыкой, врагом всей общей жизни и
палачом, Но вот проходят века, город вросся в землю, разросся вширь, пустил
глубоко свои корни. Стирается разница между городом и не-городом, или,
вернее, город поглощает не-город. Антагонизм между деревней, почвой, землей,
и городом слабеет, потому что деревня перерождается, становится городской, и
сам город перестает быть искусственным, Город уже не ломает человека, город
растит нового человека, целые поколения вырастают в городе, и атмосфера
города перестает быть экзотической. Город перестает быть приютом особых
людей, оторванных от общей массы, напротив, самые низы, ядро растет в
городе.
Город растет, город заливает лицо земли, город становится ликом земли,
железные дороги, телеграфы, всевозможные пути сообщения, обмен товаров и
идей обратил все в один огромный город. Деревня, не-город, ее люди, природа,
в романтическом смысле, все это стало пластом историческим, покрытым
новыми наслоениями, и город стел природой. Город стал стихией. Город стал
единственным. Мы идем к какой-то цельности, к единому - нет больше двух
душ — только одна душа
города. Венец нашей культуры - город. Мы возвращаемся к
Пану, мы идем к новой естественности, к радостному возрождению через город,
который перестал быть извращением.
И цельный, новый человек, человек гармоничный, как древний эллин, родится в
городе. Идет истинное искусство из самых недр новой стихии, из недр города.
Вся жизнь, вся современность хочет вернуться к истокам, к своему истинному
значению, к своей сущности. Живопись, как одно из выражений современного
духа, должна была снова причаститься земле, вернуться к истокам, окунуться в
почву, уйти, истлеть, чтобы снова оплодотвориться в этой новой земле
семенами грядущего города. Зреют виноградные гроздья на новом
винограднике-городе, и когда будет искриться новое вино искусства, должны
быть новые меха.
И вот, разрушенное и сожженное, потерявшее всякую форму, искусство снова
рождается, но не из чужой культуры, а из духа города, из города-
первоисточника всей современной жизни; снова художественные достижения
идут теми путями, какими гармонически развивался примитивный гений,
цельный, нераздробленный и неотравленный роскошью и искусством иных,
далеких, умерших, истлевших, призрачных
миров и душ.
Душа будущего искусства и душа будущего человека родится из успокоенного
ритма города, и этот единый ритм будет звучать созвучно и в душах, и в
красоте. Человек перестанет быть горожанином, в самых глубинах города будет
безумно близок земле, природе, солнцу; через город он ощутит свою утерянную
связь с жизнью мира — и это снова вернет его мироощущению религиозность и
мистичность. Искусство станет
гармонической частицей жизни, а живопись уже теперь идет по этому новому
пути слияния с жизнью, она становится стильной, декоративной и музыкальной.
Не только трагедия и поэзия рождается из духа музыки, но и живопись, причем
живопись гораздо ближе всех искусств стоит к музыке, даже больше: живопись
не перестала быть музыкой, и все возвращение живописи к своей сущности, к
своей природе, сводится к выявлению ее музыкального начала.
И это возвращение совершается в лоне нового города, бытие которого само в
себе начинает приобретать инстинкт красоты, инстинкт музыкального ритма
жизни, и вот почему искусство, рожденное новым духом города, новое
искусство так неумолимо должно быть именно наиболее чистым выражением
этой вновь рожденной жизни и ее музыкальной красоты.
Вот почему и возвращение поэзии и живописи к музыке возможно и
неотвратимо должно было возникнуть именно в недрах современности, из
дыхания еще произрастающих семян нового города.
К музыкальному началу возвращается вся жизнь, по музыке жизни все наши
тоскования, верования и искания. Для того, чтобы воспринять не только
формально новейшую живопись, и воспринять не только техническую сторону
и примириться с новыми сочетаниями красок, а для того, чтобы понять и ритм,
т.е. сущность новейшей живописи, ее содержание, нужно не только отыскать в
себе современника дисгармоничного, разлагающегося вконец города, но и
раннего предтечу грядущего города, нужно отыскать в себе тоску по будущей
красоте литургического города. Мы не можем сейчас быть цельными, но в
нашей отравленной, разобщенной многогранности должны быть грани,
обращенные в грядущее. Мы еще не рождаемся в красоте нового быта,
ритмичность и религиозная близость к городу стихии еще не живет в нас
просто, без прививки, потому что нет еще этого города, но должна быть у нас
тоска по красоте, томление к городу-солнцу, должны быть моменты и
ожидания, должны мы зажечь уже светильники и ждать Жениха, и готовиться.
И, действительно, раскройте любую книгу, и каждая страница будет освещена
этим ожиданием; почти вся литература - страстный до болезненности порыв от
разваливающегося и гниющего старого города, города машины, лже-города,
города-блудницы к обетованному городу, городу-ковчегу, в котором будут
заключены все светочи и заповеди.
Владимир Издебский
[The Future City
Historical impressionism has run out of steam, and has reached a dead end, a technical impasse, a boredom of pointilism and neo-impresionism. Talking about impressionism now means breaking into a wide open gate. Impressionism destroyed all the dead conventionalities on which the world of the former picturesque representations was based. The art of painting has returned to its essence: to decorative, rhythm and painting. The modern artist faces another task -the task of a new synthesis of line and paint. But the task of synthesis is not only before the artist -it faces the whole of modernity. All our beliefs, searches, yearning for the future synthesis of all life. And it is already opening up to usprophetically something that reconciles contradictions and pours fragmented facets into a single face. Our art is deeply modern and, therefore, it is impossible to foresee and presume its future synthesis separately, without anticipating and presentimenting the future of our entire modernity, the future face of our culture, the fate of which will be shared by painting, along with other types of art, is impossible. The future face of the earth is already dreaming to us and felt -it is a city. Synthesis and reconciliation of all the forces, which are mutating nowadays, their organic and harmonious merger is a city. And when the life of this integral, united city will also become integral and united, i.e. rhythmically healthy-beautiful, then art will not be something external, professional and aristocratic. Beauty is accessible to everyone and understandable, because born and nurtured in the depths of the city, it will be blood close to the people who came outof the same discipleship city.
The face of the future of mankind is the "city". The whole historicalthe process of many centuries can be characterized as the transformation of the entire world into a huge, endless "city". This work of transformation is done by capitalism, the conditions of modern production. That's why there couldn't be art that grew out of the general spiritual mass of mankind, because there was a "city" and a "non-town", there was tornado, there was antagonism, there were natural people and there were citizens. Life was simple, healthy, and urban, exotic, artificial, torn off.
You can see how the nature and character of the city changes. First, it is a growth on the common body of Europe-village, something highly conventional, contrary to all the general way of life of the original, deeply domestic, spontaneous, age-old rural culture, then the city that accumulates and distributes wealth, a huge warehouseproducts and a place of life of all connected by any specific functions with a life of a city. Then the city -sucking up, ruining the village, taking and devouring all the juices, the spider city, the beast city, the beast city, the beast city, with itsstrange charmsand desires, where there is no no soul where goods, exotic souls, art of everything you can bring, buy, instill. There are all tastes, all cults, everything that can be produced, thrown to the market, stunned. Poison, lagging behind all theexciting foreign beauties, ideas, you can find, taste, buy in this city, how you can find the luxury fabrics of the distant Indus, fragrances, intoxications, exotic unknown countries.
A city that used to be a collection of all souls, all tastes, all tastes cultures, religions and faithlessness -broke it all, digested it all. The contradictory abundance, he sucked into himself and, possessed with all the rottenness, all the garbage, he let his shoots run, became organic, wanted to have his soul, his taste,his beauty, his art, his poetry. And then all imitations, all artificial attachments, all Hellenisms, classicism, orientalism, all imported beauty and luxury became unnecessary, there was no need for the integrity and harmony of foreign dead cultures, because the city itself gained strength, grew deep into the earth, reached the roots of those primordial, protected bowels that serve as the source of all life, the city has not only become organic, not only mechanically coherent, but also harmonious: the soul of the city has merged, merged, with the spirit of the earth. This process is still going on, the city is still being purified and wandered, the city is still far away from being bright, joyful and radiant, the epic city is still far away, the poetry city... And we may not be destined to live in this world-city, but we feel its coming, dawning on us, we yearn even more than before, but in our longing there is faith, we are looking for symbols of the coming. One has only to look at all the creations of themodernthe artist, and you will feel this longing, this expectation, a feeling of a new life, a new person, a powerful, spontaneous, harmonious, free, and the city will be the nursery of his birth. In the depths, in the transparency and spontaneity of thecoming Messiah city, a new man will be born.
The city was an usurper, a cruel lord, an enemy of all common life and an executioner, but here passes centuries, the city has grown into the ground, has grown in width, has taken deep roots. The difference between the city and the non-town is being erased, or rather, the city is being swallowed up by non-town. Antagonism between the village, soil, land, and the city is weakening, because the village is reborn, becomes urban, and the city itself ceases to be artificial, the city no longer breaks people, the city raises a new man, generations grow in the city, and the atmosphere of the city ceases to be exotic. The city ceases to be a shelter for special people, separated from the general mass, on the contrary, the very bottom, the core grows in the city.
The city grows, the city floods the face of the earth, the city becomes a face of the earth, railways, telegraphs, all sorts of ways of communication, exchange of goods and ideas turned everything into one huge city. The village, not a city, its people, nature, in the romantic sense, all this has become a layer of historical, covered with new layers, and the city stele nature. The city became an element. The city became the only one. We are going to some integrity, to one thing -there are no more than two souls -only one soulof the city. The crown of our culture is the city. We return toPan, we are going to a new naturalness, to a joyful rebirth through a city that has ceased to be a perversion.
And a whole, new man, a harmonious man, like an ancient Hellenistic man, will be born in the city. There is a true art from the depths of the new element, from the depths of the city. All life, all modernity wants to return to the origins, to its true meaning, to its essence. Painting, as one of the expressions of the modern spirit, had to be partake of the earth again, return to the origins, plunge into the soil, go away, decay, to be fertilized in this new land with the seeds of the coming city. The bunches of grapes are ripening in the new vineyard-city, and when the new wine of art sparkles, there must be new furs.
And here, destroyed and burned, lost all form, the art is born again, but not from the culture of others, but from the spirit of the city, from the source city of all modern life, again artistic achievements go those ways, which harmoniously developed primitive genius, whole, not fragmented and not poisoned by the luxury and art of other, distant, dead, decayed, ghostly of worlds and souls.
The soul of the future art and the soul of the future human being will be born from the calmed rhythm of the city, and this single rhythm will sound both in the souls and in the beauty. Man will cease to be a citizen of the city, in the depths of the city will be madly close to the earth, nature, the sun, through the city he will feel his lost connection with the life of the world -and it will return his worldview of religiosityand mysticism. Art will become The painting is already following this new way of merging with life, it becomes stylish, decorative and musical.
Not only tragedy and poetry are born out of the spirit of music, but also painting, and painting is much closer to all the arts than music, even more: painting has not ceased to be music, and the whole return of painting to its essence, to its nature, is reduced to revealing its musical beginning.
And this return is made in the bosom of a new city, the existence of which in itself begins to acquire the instinct of beauty, the instinct of musical rhythm of life, and that's why the art born of the new spirit of the city, the new art so inexorably must be the purest expression of this newly born life and its musical beauty.
That is why the return of poetry and painting to music was also possible and inevitable in the depths of modernity, from the breath of the seeds of the new city.
All our life returns to the beginning of music, all our longings, beliefs and searches for the music of life. In order to perceive not only the newest painting formally, and to perceive not only the technical side and to reconcile with new combinations of colors, but in order to understand the rhythm, i.e. the essence of the newest painting, its content, it is necessary not only to find a contemporary of disharmonious, decomposing at the end of the city, but also an early forerunner of the coming city, it is necessary to find a yearning for the future beauty of the liturgical city. We can't be whole now, but in our poisoned, fragmented multifacetedness there should be sidesto the future. We are not yet born in the beauty of a new way of life, rhythmicity and religious closeness to the city of elements do not live in us just yet, without vaccination, because there is no such city, but we should have a yearning for beauty, longing for the city-sun, there should be moments and waiting, we have to light the lights and wait for the Bridegroom and get ready. And indeed, open any book, and each page will be illuminated by this expectation; almost all literature is a passionate impulse from the crumbling and rotting old city, the city of the car, the false city, the harlot city to the promised city, the city of the ark, in which all the candles and commandments will be enclosed.
Vladimir Izdebsky]
Содержание и форма
Произведение искусства состоит из двух элементов: внутреннего и внешнего.
Внутренний элемент, взятый отдельно, есть эмоция души художника, которая
(подобно материальному музыкальному тону одного инструмента,
заставляющему кон-вибрировать соответственный музыкальный тон другого)
вызывает соответственную душевную вибрацию другого человека,
воспринимателя.
В то время когда душа связана с телом, она обыкновенно может воспринимать
всякую вибрацию только через посредство чувства, которое и является мостом
от нематериального к материальному (художник) и от материального к
нематериальному (зритель).
Эмоция — чувство — произведение — чувство — Эмоция.
Душевная вибрация художника должна поэтому, как средство выражения,
найти материальную форму, способную быть воспринятой. Эта материальная
форма и есть второй элемент, т. е. внешний элемент произведения искусства.
Произведение искусства есть неразрывно, необходимо, неизбежно связанное
сочетание внутреннего и внешнего элементов, т. е. содержания и формы.
"Случайные", в мире разбросанные формы вызывают свойственную им семью
вибраций. Эта семья так многочисленна и разнообразна, что воздействие
"случайных" (например, природных) форм представляется нам также
случайным и неопределенным.
В искусстве форма определяется неизменно содержанием. И только та форма
правильна, которая выражает, материализует соответственно содержание.
Всякие побочные соображения и среди них первое, а именно соответствие
формы так называемой "природе", т. е. природе внешней, несущественны и
вредны, так как они отвлекают от единственной задачи формы — воплощения
содержания1. Форма есть материальное выражение абстрактного содержания.
Поэтому качество художественного произведения может быть оценено вполне
только автором его: только ему дано видеть, соответствует ли и насколько
найденная им форма содержанию, повелительно требующему воплощения.
Большая или меньшая мера этого воплощения или соответствия и есть мерило
его "красоты"2. Прекрасно то произведение, внешняя форма которого вполне
соответствует внутреннему содержанию (что есть как бы вечно недоступный
идеал). Таким образом, форма произведения определяется по существу его
внутренней необходимостью.
Принцип внутренней необходимости есть единонеизменный закон искусства по
существу.
* * *
Каждое искусство обладает только ему одному свойственной и дарованной
формой, которая, видоизменяясь до бесконечности, рождает отдельные формы
отдельных произведений. Каждое искусство облачает поэтому хотя бы и ту же
душевную эмоцию именно в эту только ему свойственную форму. Так
рождается произведение именно этого искусства. Поэтому заменить
произведение одного искусства произведением другого невозможно. Отсюда
вытекает как возможность, так и необходимость возникновения того
монументального искусства, которого ростки уже нынче нами чувствуются,
цвет которого завяжется завтра.
Это монументальное искусство есть соединение всех искусств в одном
произведении, причем 1) каждое искусство будет сотворцом этого
произведения, оставаясь исключительно в пределах данной ему формы, 2)
каждое искусство будет в этом произведении выдвигаемо или отодвигаемо по
принципу прямого или обратного противоположения.
Значит, принцип построения произведения останется тот же, который есть
единственная основа создания и в каждом отдельном искусстве.
Начинающаяся или в эмбриональном виде уже начавшаяся еще вчера, в
видимый разгар материализма, великая эпоха Духовности даст и дает ту почву,
на которой такое монументальное произведение и должно созреть. Как перед
одним из величайших сражений с материей во всех областях духа, уже нынче
идет великий пересмотр ценностей. Ненужное отвергается. Нужное изучается
во всех свойствах. То же происходит и в одной из величайших областей духа, в
предвечном и вечном искусстве.
* * *
Средства выражения каждого искусства назначены и дарованы ему искони и не
могут в существенности своей измениться, но как постоянно "утончается" дух
или как постоянно он обнажается от материальности души, так тому
соответственно и частию заранее должны неуклонно и неудержимо
"утончаться" и средства искусства.
Поэтому 1) всякое искусство вечно и неизменно и 2) всякое искусство
изменяется в своих формах. Оно должно идти во главе духовной эволюции,
приспособляя формы свои к большему утончению и пророчески ведя за собою.
Неизменно его содержание внутреннее. Изменчивы его формы внешние.
Поэтому как неизменчивость, так и изменчивость искусства есть его закон.
Такими в корне неизменными средствами служат
музыке — звук и время
литературе — слово и время
архитектуре — линия и объем
скульптуре — объем и пространство
живописи — цвет и пространство3.
* * *
Цвет действует в живописи в виде краски. Пространство — в виде формы, ее
ограничивающей ("живописной"), или рисунка. Эти два элемента — краска и
рисунок — существенный, вечный, неизменный язык живописи.
Каждая краска, взятая изолированно, при равных условиях восприятия,
возбуждает неизменно одну и ту же душевную вибрацию. Но краску нельзя в
действительности изолировать, поэтому ее абсолютный внутренний звук всегда
варьируется разными обстоятельствами. Главные из них: 1) соседство другого
красочного тона, 2) пространство (и форма его), занимаемое данным тоном.
Из первого обстоятельства возникает задача чистой живописи, или живописной
формы. Живопись есть внутренней необходимостью определенное сочетание
красочных тонов. Сочетание безгранично тонкое и утонченное, безгранично
сложное и усложняемое.
Из второго обстоятельства возникает задача рисунка, или рисуночной формы.
Рисунок есть внутренней необходимостью определенное сочетание линеарных
плоскостей. Утонченность и сложность его бесконечна.
Первая задача, неразрывно связанная в действительности со второй, и является
в общем великой задачей живописно-рисуночной композиции, которой суждено
теперь же выступить с еще неизвестной доселе силой и преддверием которой
служит так называемая "новая живопись". Само собою ясно, что это новшество
есть не качественное (в самом корне корней), а количественное. Эта
композиция, бывшая неизменным законом всякого искусства всех периодов
начиная с примитивного искусства "дикарей", должна именно в эту грядущую,
на наших счастливых глазах начавшуюся, Эпоху Великой Духовности быть
важнейшим пророком, который ведет уже за собою и нынче яснозвучащие
души и поведет весь мир.
Эта композиция будет построена на тех же, уже в эмбриональном виде
известных, основах, которые, однако, теперь разовьются до простоты и
сложности музыкального "контрапункта"4. Этот контрапункт (которому еще нет
слова в нашей области) будет найден дальше, в пути Великого Завтра, тем же
вечно неизменным проводником — Чувством. Найденный и
кристаллизованный, он даст выражение Эпохе Великой Духовности. Но каковы
бы ни были его крупные или мелкие частности, все эти частности будут
покоиться на одном величайшем фундаменте — на Принципе Внутренней
Необходимости.
Catalogue Structure
The catalogue contains following texts:
p. 7 - 8. Introductory article without title - Vladimir Izdebsky
p. 8 - 1. A. Grinbaum Dr. Phil. Odessa. "Philosophy of modern art" (fragment)
p. 11 - 12. Vladimir Izdebsky, "The Coming City" (Intention)
p. 13 - 14. Leonid Grossman. "In the twilight" (cycle of 8 poems)
p. 14 - 16. Kandinsky. "Content and Form".
p. 16 - 18. "Parallels in octaves and quintaas" prof. Arnold Schönberg (Vienna) (commendet by Kandinsky).
p. 19 - 26. Henri Rovel. "Harmony in art and music".
p. 26 - 27. Vyacheslav Izdebsky. "Art of loving". Monologue.
See attached documents for selected texts.
p. 7 - 8. Introductory article without title - Vladimir Izdebsky
p. 8 - 1. A. Grinbaum Dr. Phil. Odessa. "Philosophy of modern art" (fragment)
p. 11 - 12. Vladimir Izdebsky, "The Coming City" (Intention)
p. 13 - 14. Leonid Grossman. "In the twilight" (cycle of 8 poems)
p. 14 - 16. Kandinsky. "Content and Form".
p. 16 - 18. "Parallels in octaves and quintaas" prof. Arnold Schönberg (Vienna) (commendet by Kandinsky).
p. 19 - 26. Henri Rovel. "Harmony in art and music".
p. 26 - 27. Vyacheslav Izdebsky. "Art of loving". Monologue.
See attached documents for selected texts.
Additional Information
Traveling Exhibition
Catalogue Structure altered
Other Mediums listed
Catalogue Structure altered
Other Mediums listed
Additional Notes
The present catalogue - almanac was published on the 14th of March 1911 (Old Style), and used for the following traveling exhibitions:
Odessa: 06/02/1911 - 03/04/1911 (Old Style)
Nikolayev: 11/04/1911 - 01/05/1911 (Old Style)
Kherson: 13/05/1911 - 31/05/1911(Old Style)
source:
Лущик, С. З., "Одесские "Салоны Издебского" и их создатель", Одесса: "Негоциант", 2005
+Gender Distribution (Pie Chart)
+Artists’ Age at Exhibition Start(Bar Chart)
+Artists’ Nationality(Pie Chart)
+Exhibiting Cities of Artists(Pie Chart)
+Catalogue Entries by Type of Work(Pie Chart)
+Catalogue Entries by Nationality(Pie Chart)
Recommended Citation:
"[Salon 2. Mezhdunarodnaya Khudozhestvennaya Vy'stavka : Salon 2. International Art Exhibition]." In Database of Modern Exhibitions (DoME). European Paintings and Drawings 1905-1915.
Last modified Mar 17, 2023. https://exhibitions.univie.ac.at/exhibition/1432